А что если попробовать убрать из стихотворения все то, что делает его стихом?

Однажды, стоя ночью на улице, обратил внимание на аптеку, освещаемую тусклым, бессмысленным светом фонаря. Подумалось, что так и за двадцать пять лет ничего не изменится, да и после смерти тоже. После ведь снова жизнь, и опять будет такая же ночь. И волны канала так же замёрзнут. И аптека останется на той же улице, освещаемая фонарём

Нескладная, неаккуратная пятилетняя Таня вывозилась в прибрежном песке. Осипла, глаза распухли, сопли пузырятся — она переживает одну из первых серьёзных, как ей сейчас кажется, потерь в своей жизни. Некому успокоить бедного ребёнка, рассказать о плотности, архимедовой силе и других свойствах жидкости. Да и не поймёт ещё, мала.

Однажды я выплеснул из стакана красное вино, будто краску. День перестал быть будничным. Студень, стоявший в блюде на столе, я заставил колыхаться, будто волны океана. Батарея центрального отопления напомнила мне чешую рыбы, и мне пригрезилось, что кто-то зовет меня шепотом, одними губами. Я понял, что я уникален, потому что никто не сыграет ноктюрн на водосточных трубах так, как это делаю я.

Дорогая няня! Я в депрессии. Предлагаю поесть и выпить, только куда-то подевалась вся посуда.

Прогуливаясь по берегу моря, я заметил в туманной дымке парус одинокого корабля. Интересно, что заставляет этих людей отправляться в дальние страны из родного дома? Что заставляет их каждый раз бороться с волнами и ветром? Надо думать, все это не от хорошей жизни. И даже сейчас, когда море спокойно и ярко светит солнце, мне кажется, экипаж жаждет бури, чтобы в очередной раз обрести спокойствие, преодолев себя.